Прощание
Человек, говорят, точно свечка: горит, горит и погаснет. Хорошо это сравнение… Смотря на бесчисленное множество зажженных свечей в храме перед иконами или в руках предстоящих и молящихся, я представляю... что люди как отдельные огоньки? Только назовем их духовными. И как обыкновенный огонь стремится вверх, так и духовный огонь - душа тоже стремится к Богу.
Из «Дневника» о. Иоанна Кронштадтского.
Огни свечей расплывались, множились, лики святых в мерцании свечей колебались, словно ожившие, будто хотели поддержать уходящие силы, напитать слабеющий голос... - Какая тишина - подумал он — и боли отступили... Они всегда отступали на два часа служения литургии... Почему такая тишина?
И вдруг громкий стон взметнулся под церковный свод - рыдали люди, они поняли: их любимый Батюшка покидает их навсегда. Его сердце сжалось от острой жалости к этим людям.
Это была последняя литургия Отца Иоанна. Из алтаря вынесли кресло на амвон. Верующие не расходились и он долго еще говорил своим дорогим прихожанам, просил помнить его заветы: молиться ,любить Бога, любить друг друга.
Они слушали его, со скорбью глядя в его исхудавшее лицо.
- Молитесь, дорогие мои, от молитвы спадают тернии и страсти души. Надо нудить себя и против воли делать усердные с чувством продуманные молитвы. Поклоны, непременно поклоны - это нужно против гордости нашей. Она гнездится глубоко в сердце. Гордость не любит кланяться. Если святых мы будем призывать с верою и любовью, они тот час услышат нас: соединяющее начало с нашей стороны есть вера, а с их стороны - любовь, ибо и они в Боге и мы в Боге, который есть - любовь. Водите чаще своих детей в храм. Дети есть достояние Божие. Мало — помалу они наполнятся духом святости и благочестия ,получат отвращение к греху.
Голос Батюшки слабел, замолкал, но передохнув звучал с новой теплотой:
- Вразумитесь, милые, чужими бедами, дайте хоть самую малость бедному и то не будет малостью для того, кто нуждается. Но нужно подавать не по тщеславию и самолюбию, а из любви к ближнему. Милость, зараженная болезнью тщеславия не есть уже дело милосердия. В наш век презирают нищих, называют бродягами и лучше предпочитают деньги истратить на многочисленные прихоти... Если кто дает не с расположением доброты, лучше не давать.
Батюшка обессилил, боль, которая притихла, как это бывало, на время богослужения или проповеди, стала нестерпимой, он сделал попытку подняться, но остановился и продолжал:
- Помните, дорогие мои, о смирении, надо господствовать над своим сердцем, подавлять в себе гнев и недовольство, если кто укорил тебя, а ты его благослови...
И терпите с благодарностью каждую скорбь, всякую болезнь и немощь, всякий труд всякую обиду и неприятность. Говорите: да будет воля Твоя, зная что благость Бога ведет вас к лучшему, и всякую неприятность Господь удобно может претворить в счастье и радость.
Дома тихий и теплый сумрак, в его келейке образ Богородицы умирили его душевную скорбь от осознания того, что больше он никогда уже не войдет в храм в котором прошло полвека его священства.
Тело мучилось, но душе стало легче. Сама Владычица всегда давала ему как бы новую силу духа, чистую, добрую, светлую, мудрую, благостную взамен унылой, вялой малодушной. Сколько раз он изумлялся великим изменениям на удивление самому себе и другим и заносил в дневник эту радость: Слава благости Твоей, Господи, слава щедрости Твоей, Господи, что являешь на мне грешном.
Полвека. Как долго и как теперь кажется быстро минуло время с того момента когда он впервые вошел в храм и просил дать ему силы для исполнения долга:
Господи даждь мне простирати к Тебе моления о всем мире и о всем исполнении церковном, всегда любовью всеобъемлющей нелицемерно, ибо я по благости твоей молитвенник о всех и освоих грехах
Как врач - думал он - лечил я души и тела страждущих, одаряя их великой животворностью Божественных тайн не уставая восхищаться их дивной силе.
Вспомнилась старушка, совершенно обессилившая, кашляла кровью. Причастилась Святых Тайн и сразу можно было увидеть ожившее лицо, способное выразить радость, а до этого только боль. И поправилась, и еще пожила... Почему вспомнилась теперь именно она, хотя сколько же их было , неисчислимо и старых и молодых, и взрослых и детишек. Может быть, потому, что была равна ему, теперешнему, возрастом?...
Отец Иоанн давно предсказал день своей смерти. В Кронштадте закладывали новый Морской собор. Освящая это торжество, он сказал: ...Когда стены нового храма подведут под кровлю, меня уже не станет. Около пятнадцати лет шло строительство грандиозного сооружения, и вот пришло время подводить соборные стены под кровлю. Это была глубокая осень 1908 года. Жестокая болезнь брала свое, сил уже не оставалось, но и предсмертное истощение не могло его остановить. Он решил подняться под купол своего детища. Самому уже было не под силу, ему помогли и он взошел на самый верх. Как любил он Божьи храмы, благословенные места его незримых миру бесед с Господом. И в самые последние, самые тяжелые минуты своего конца, слова, обращенные к Богу, были словами благодарности: «Благодарю Господа моего за ниспосланные мне страдания для предочищения моей грешной души».
И вот он приближался этот день. Отец Иоанн полулежал в кресле, в кровати боль становилась совсем нестерпимой и невозможно дышать, не снимал шубу - бил озноб… В открытую форточку потянуло откуда-то дымком, зимний воздух холодил лицо и тогда жар казался не таким изнурительным.
Принесли еду. Врачи настаивали на скоромном, чтобы поддержать силы, Но от этого он отказался уже давно, мог пить только воду из святого источника Серафима Саровского. Со Святыми Дарами пришел ключник Андреевского собора отец Иоанн. Причащался он ежедневно. Говорил: оживляет только Святое Причастие.
Поздравления с Рождеством должны были разослать заблаговременно - а то и вовсе не получат - говорил рассыльным. Попросил бумагу, перо, но писать , кажется, сил не собрал, все чаще дремал в полузабытьи, старался не стонать, а когда просыпался, возвращался мыслями к тяжким событиям последних лет. Как ополчились на Православную веру оголтелая левая пресса, как бесчинствовали сектанты, пороча самые благие и добрые начинания церкви и его доброе имя.
Он никогда не ждал, что путь его жизненный будет легким и гладким и душевных сил у него хватило бы на любую борьбу, но физические оставляли его..
Зная о болезни Отца Иоанна Кронштадтского, и с желанием защитить его и успокоить приняли решение посетить высокочтимого и любимого всею православной Русью пастора высокопреосвященный митрополит Московский Владимир, преосвященные Серафим Орловский и Гермоген Саратовский в сопровождении пастырей и мирян из почитателей отца Иоанна, в том числе протоиереи Восторгов и Скворцов. Это было высокое паломничество.
Отец Иоанн вздохнул с грустной улыбкой, вспоминая, что у него тогда хватило сил выйти и поприветствовать дорогих гостей и даже угостить чаем. Как просто и тепло текла беседа, гостей поразили добрые изменения в городе и особая любовь паствы к своему Батюшке. А как он растрогался, когда высокие архипастыри дружно запели ему «Долгие лета».
В это время протоиерей Восторгов произносил в Андреевском соборе проповедь, которая заставила плакать весь заполненный храм, он говорил об их пастыре:
Здесь, в этом Святом храме полвека трепетал самый воздух от гласа любви и вдохновений Всероссийского пастыря и молитвенника. Здесь возносились к Богу его пастырские скорби и радости, здесь около него столько восторгов веры, спасения, отрад и утешений, столько чудес Божественной благодати, что поистине должно сказать словами Господа к Моисею «иззуй сапоги с ног твоих - место, на котором ты стоишь, свято....» столько лет неизменно и непрестанно днем и глубокой ночью, и утру глубоку, еще сущей тьме, он стоял здесь и учил и молился,- и дал ему Бог радость видеть, как город, известный в прежнее время только блудом и пороком, обратился во всероссийское чтимое место, в место паломничества...»
Добрые воспоминания позволили ему забыться, забытье утишило боль. Листки бумаги соскользнули на пол... Открыв глаза спросил мать Ангелину, игуменью Иоанновского монастыря, которая в эти последние дни часто была рядом сним:
-Какое сегодня число?
-Восемнадцатое...
-Ну хорошо, значит еще два дня
Вечером следующего дня, 19 декабря, Чувствуя приближение конца, мать Ангелина, вытирая слезы, спросила:
- Батюшка, благословите освятить храм-усыпальницу?
- Да, да освятить- поднял руку в знак благословения.
Всю ночь рядом с Батюшкой были священник отец Иоанн Орнатский и другие помощники - супруга отца Иоанна Елизавета Константиновна, сама тяжело болевшая, попросила остаться. Но никто не мог облегчить его страдания, никто не мог знать, где были его мысли, могли только дать несколько капель святой воды. Следуя его едва заметному знаку уложили в постель.
В 3 часа утра совершили литургию и соборный священник в последний раз причастил Отца Иоанна. Дыхание становилось все тише, и священник отец Иоанн Орнатский начал читать канон на исход души....
Мощный дух покинул тело Отца Иоанна в 7 часов 40 минут 20 декабря 1908 года на 80 году от рождения.
Праведная душа его перешла в тот мир, где нет болезни, нет печали и где жизнь бесконечна.
На столе лежали листки, то ли те, которые соскользнули с колен Батюшки, когда он забылся, то ли те, что были исписаны когда-то раньше. Священник вытерев слезы прочел:
«Во всяком животном вижу премудрость всеблагого, всемогущего, прекрасного Бога и целую Его руку, творящую, оживляющую, формирующую, влагающую во всякое растение вкус и запах, организацию жизни и красоты, и вместе с тем возгораюсь крепким желанием видеть Художника. Когда увижу его, желанного, всеблагого, бессмертного Творца Владыку. И поклонюсь Ему и возблагодарю за все , за все».
Подумайте, как же удивительны эти записи 80 летнего старца, сколько в них подлинного вдохновения. Вдохновение всегда юно, а он, уже чувствуя дыхание вечности и от самой смерти ждал красоты и встречи с первым художником.
Пасмурное утро 20 декабря 1908 года принесло России скорбную весть. Траурный гул колоколов Кронштадтского Кафедрального Собора во имя Андрея Первозванного возвестил о невосполнимой утрате : кончине великого Молитвенника земли Русской высокочтимого пастора Отца Иоанна Кронштадтского.
Немедленно заработали телеграфные аппараты. Во все концы понеслись сообщения - прежде всего в Царское село Государю Императору, в Гатчину митрополиту С-Петербургскому Антонию, Обер Прокурору Священного Синода и так далее...
Печально звучали колокола всех кронштадтских церквей.
И в Петербургских церквях уже служили панихиды.
Сотни людей в Петербурге бросились на Балтийский вокзал. Поезда в Кронштадт уходили переполненными, странные это были составы, печальные люди почти не разговаривали. А в это время в Ораниенбауме расхватывались извозчики, кибитки, сани, дровни, все, на чем можно было по льду залива быстро добраться до Кронштадта.
Вокруг церковного дома почившего Батюшки — море людское: кронштадтские и петербургские и стрельнинские, и петергофские, и ораниенбаумские плачут, причитают, голосят, как водится на Руси, ждут проститься, и двери дома не закрывались до глубокой ночи, а люди все прибывали.
Утром все улицы были полны народом, да что улицы - на заборах, на крышах домов, на деревьях, окна растворены, словно люди забыли, что на дворе зима. Шпалеры солдат с трудом сдерживают напор толпы. И над всем этим людским морем плыл печальный колокольный звон и траурное пение церковных хоров.
В 9 часов утра , отслужив последнюю панихиду, священники вынесли на руках из дома дубовый гроб с телом покойного и передали на руки военным - генералы, комендант крепости, все высокие военные и городские чины за честь считали участие в этой священной миссии. С иконами и хоругвями крестный ход двинулся к Андреевскому собору. А за спинами солдатских ширенг рыдающая толпа выкрикивала свои бесхитростные слова любви и прощания.
Кафедральный собор был переполнен. Литургию служил Преосвященный Кирилл, посланный Высокопреосвященнейшим митрополитом Антонием. Участвовало многочисленное духовенство. Многие вспоминали потом, как потрясала душу эта служба: слова молитв и голоса хора сопровождались человеческими горестными рыданиями и все сплеталось в единую горькую гармонию прощания.
Гроб стоял на высоком помосте. Ярко вокруг горели свечи. Лицо почившего прикрыто «воздухом», как положено священникам, одни только исхудалые руки и поблескивает небольшой позолоченый крест.
Началось прощание. Каждый хотел коснуться, приложиться к руке. Он был их защитой и надеждой, все знали - только он умел отмолить у Господа их грехи вольные и невольные, испросить Божьей помощи в их бедах и чаяньях.
Теперь они осиротели.
Всю ночь не кончался людской поток, шли и шли люди сквозь заупокойную всенощную, шли и плакали. Следующим утром предстоит путь к месту последнего упокоения, в усыпальницу Иоанновского женского монастыря в С-Петербурге, Священник собора отец Павел Виноградов произнес прощальную речь, и срывающимся голосом закончил:
« Мы ничем другим не можем отблагодарить нашего дорогого усопшего, как земным поклоном »... И вся церковь опустилась на колени...
Батюшка Иоанн покидал свой Кронштадтский собор, в который 53 года назад вошел юным священником, чтобы служить Господу и народу.
Внезапно солнце осветило весь храм, и словно растворило душевную тяжесть, перед храмом позолотило медные трубы, «Коль славен» играли военные духовые оркестры в унисон звучали, прощаясь андреевские колокола, им отвечали колокола Морского собора и всех кронштадтских церквей, мимо которых двигалась к морю траурная колесница, окруженная иконами, хоругвями, знаменами, весь город провожал своего пастыря.
Путь по льду залива был не безопасен. По приказу коменданта Кронштадта всем, желавшим проводить усопшего предписано рядами следовать не меньше, как на два шага друг от друга в виду непрочности льда.
Три часа длился ледовый путь.
Траурный звон колоколов Ораниенбаума стал слышен издалека. А на берегу многочисленное духовенство и жители от мала до велика ждали, встречали крестный ход. Отслужена лития и траурный состав отошел от Ораниенбаумской платформы, а многие оставшиеся прямо на путях на коленях крестились во след уходящему поезду.
И так было на каждой станции, мимо которых проезжал состав, замедляя ход, великое множество верующих встречало последнее путешествие Батюшки Иоанна по Балтийской дороге, по которой он так часто ездил в Петербург и дальше служить, исповедовать, лечить, благотворить, строить, молиться за всю Россию.
Когда траурный поезд въехал под своды Балтийского вокзала его встречало высшее духовенство Империи. Облаченные в белые ризы Высокопреосвященный Сергий, Архиепископ Финляндский, епископы : Архангельский Михей и Нарвский Никандр архимандриты, ректоры Академии и Семинарий,настоятели и представители от всех столичных приходов. Всем сонмом Епископов и священников была совершена лития.
На руках духовенства гроб был поставлен на колесницу с серебряным балдахином, увенченным митрою.
Лишь только печальное шествие двинулось с вокзала воздух разорвал удар колокола и народ на площади начал креститься.
Все архипастыри и духовенство в серебряных облачениях шли перед колесницей.
Движение транспорта на пути следования крестного хода было отменено - неисчислимые толпы народа занимали и тротуары и мостовые.
«Не было, кажется, похорон с такой огромной толпой из людей всевозможных званий, начиная от простолюдина до высших сановников» - напишут газеты.
Не только народ плакал, плакало, кажется, само не6о. Зимний дождь явление грустное, но несмотря на непогоду, похоже было, что весь Петербург покинул теплые дома и двинулся во след за траурной процессией к Иоанновскому монастырю.
В толпе вместе со всеми, ежась от мокрого ветра, шел молодой священник отец Иоанн Альбов, шел и думал о том, что в строгом смысле не принадлежал к огромному сонму страстных почитателей кронштадтского Батюшки. Господь не сподобил близких отношений. Но, конечно, глубоко уважал пастыря, которого знала вся Россия, и возмущался нападками левых газет, когда они пытались очернить его доброе имя.
Усилился дождь, о. Альбов ускорил шаг и вспомнил, как третьего дня ему привидился сон: будто он в алтаре с Батюшкой Кронштадтским, который так обильно причащает его из своей Чаши и с любовью говорит чудные слова утешения. Проснувшись, он подумал, что не видел Батюшку уже несколько лет.
- Наверно он вспомнил обо мне почему- нибудь - подумал и успокоился. А через три дня узнал о его кончине.
И вот теперь он шел проститься, зайти на несколько минут в церковь Иоанновского монастыря, отдать последнее целование почившему. Он не взял с собой риз, уверенный, что будут служить священники только по особому назначению.
У поворота с Каменноостровского на Карповку наряд полиции сдерживал толпу. Но его как священника пропустили.
Вошел в храм. На лестнице сидят монахини и послушницы, начиная с самых маленьких. По две на каждой ступени, как птички. Лица зареванные, глаза печальные ждут своего дорогого Батюшку. Для них он был, воистину ближе отца родного. Большинство из них жили в нищей бедности, в таких скверных условиях, что путь многим был один - на панель. Он же их пригрел, во всем помогал, учил, питал телесно и духовно. И любили он его самозабвенно.
Жмутся друг к дружке, шепчутся, всхлипывая:
- Матушка Ангелина сказала: будешь доброй, будешь молиться, он может во сне явится.
- Помолиться надо, попросить, и явится, наверно...
А матушка Ангелина, настоятельница, игуменья с сестрами и священниками у входа в Иоанновский монастырь, ждут, встречают, давно стоят, словно не чувствуют холода.
У мостика через Карповку, где толпится народ, вдруг - чей-то крик:
- Смотрите, скорей смотрите, вон звезда падает
- ... и прямо к монастырской обители
- Это батюшкина душа… - выдохнул кто-то и захлебнулся в рыданиях
Плачет небо холодным дождем, над городом колокольный звон, во всех церквах служат панихиды.
Идет по городу крестный ход, плывет серебряная колесница, из попутных церквей выходят священники с иконами, хоругвями, присоединяются к верующим, которые провожают своего пастыря самого народного, самого доброго, самого праведного.
Мимо Измайловского Собора Святой Троицы.
Мимо Исааккиевского Собора и оттуда выходит духовенство с хором певчих во главе с настоятелем митрофорным протоиереем, чтобы служить литию.
Мимо здания Святейшего Синода и тут настоятель церкви Синода служит литию...
На дворцовой набережной распахиваются окна княжеских дворцов...
Вот уже Троицкий мост и Каменноостровский проспект, теперь уже не далеко.
Многочисленное духовенство в полном облачении прошло. Несмотря на дождь и длинный путь от Андреевского собора в Кронштадте, до Ораниенбаума по льду и до самого Иоанновского монастыря, 25 верст.
Вот такой подвиг во имя любви и почитания.
У входа в Иоанновский монастырь так и стоят в ожидании мать настоятельница сестры, священники, вглядываются в сумерки. Ждут.
- Последний раз было, спрашиваю Батюшку: - К Рождеству - то будете у нас?
Мы все хотим причаститься. А он говорит: «К Рождеству соберусь. Только причаститься не придется». Странно так сказал.
Знал провидец свой час, только огорчать заранее не хотел - подтвердила матушка Ангелина
Вот и дождались к Рождеству,только не услышим благословения, не увидим улыбки.
- Смотрите, смотрите приближается. О Господи!
Священник отец Иоанн Альбов свидетель и участник этих событий оставил нам свои воспоминания:
Часа три ждали мы в алтаре и около 9 часов вечера печальная процессия приближается и крестный ход входит в храм. Все мы , ожидавшие в храме стоим с горящими свечами. Вносят гроб с телом отца Иоанна и вся церковь оглашается громкими рыданиями сестер обители.
Начинается всенощная - парастас. Служит Преосвященный Архангельский Михей. Поют монахини.
Мне очень захотелось принять участие в Богослужении, но нет риз. Монастырские все разобраны. Но вот один батюшка, пришедший с крестным ходом сказал, что не сможет выходить на литию и уступает мне свои ризы.
Выходим на литию. Служит Преосвященный Михей и до 20 священников-все добровольно пришедшие.
Но что это была за служба!
Песни печальные, настроение же благоговейно - праздничное. Есть что-то напоминающее Светлую заутреню. И чем дальше идет служба, тем это праздничное настроение растет и поднимается. Какая-то благодатная сила исходит от гроба и наполняет сердца присутствующих неземной радостью, словно окрыляет их, освобождает от чего-то. Чувствуется, осязательно чувствуется, что во гробе лежит святой, и дух его незримо носится в храме и объемлет своею любовью и лаской всех собравшихся отдать ему последний долг.
Для меня уже нет сомнения, что Отец Иоанн святой праведник. Побывши у его гроба нельзя уже было сомневаться в этом. Из гроба его исходило какое-то духовное благоухание, ощущаемое духом. Теперь я уже не мог уйти до конца службы. Я опять вышел в облачении на середину на «НЕПОРОЧНЫ». Знакомое уже чувство переполняет душу, и сначала я молился за усопшего, затем появляется потребность у его гроба молиться за других. Я стал мысленно поминать близких и знакомых, живых и усопших, больных, лиц, просивших помолиться за них. И являлась уверенность,что его молитвами примет Бог моления наши.
Кончилась эта чудная служба. Духовенство пошло прикладываться к усопшему - и опять это чувство благодатной силы...
Кончилась всенощная в первом часу ночи. Не хотелось уходить из храма. Хотелось там остаться на всю ночь. И многие остались.
Я решил завтра обязательно попасть на Литургию и отпевание. Выхожу. Громадная многотысячная толпа ждет, когда ее пропустят в Храм проститься с Отцом Иоанном.»
С чувством светлой радости священник Иоанн Альбов покидал Иоанновский монастырь. В огромной толпе верующих, ждущих прощания, ему показалось знакомое лицо, кажется, профессор горного института, имени он не вспомнил, впрочем и не был уверен, слишком было темно. Терпеливая толпа начала выравниваться в очередь, медленное движение давало надежду. Профессор тоже заметил священника, но не был уверен, что вспомнит, где они могли видеться. Это многочасовое стояние в толпе напомнило ему поездку в такой же разнородной толпе паломников к Отцу Иоанну в Кронштадт на пароходике. Он тогда ехал искать спасения от мрачных кризисных мыслей, которые душили его при взгляде на общество, которое катилось в бездну, искать поддержки в вере, которая мучительно колебалась.
Он помнил, как рядом с ним на шаткой палубе под мелким дождем стояли такие же люди. Может быть те же самые? - с улыбкой подумал он. Тучный негоциант, студентик, совсем как тот, что стоит справа, и точно такая же утлая старушка, что говорит не умолкая:
- Я, голубчик, от самой Перми пешком ходила к Батюшке в Кронштадт, последний раз пошла, мне уже на восьмой десяток перевалило.
- И как ничего? В дороге — то не страшно?
- Как ничего, милый человек, всего боишься, и зверя и человека. Да слава Богу, сохранил Господь. А вот теперь — то горе какое! К кому теперь идти?
Пока стоишь в этой толпе , чего только ни услышишь. Открывались люди сами, без всяких вопросов. Тоже ведь, наверно, удивительное воздействие кронштадского исповедника - чудотворца, умевшего отворять сердечные завалы греховных тягот всякого человека - подумал профессор. Вот странный человек: - Я, говорит, был богат очень богат, власть над людьми имел и такого наворотил… Да ничего радости не приносило, душила черная тоска, готов был мир взорвать вместе с собой... Отец Иоанн человеком сделал... Вечная ему память!
Стоят в одной бесконечной очереди тысячи людей, таких разных, на ветру в темноте. И ведь не помощи пришли просить, не совета, не благословение получить, а благодарность отдать, поклон!
Какое же это все-таки великое благо сумел он сотворить с темным народом - не важно крестьянин, стряпчий, профессор - все мы темный народ - грешны, себялюбивы, а вот пришли, стоим, ждем, чтобы сказать: Спасибо что ты был с нами на этой земле - так думал, стоя в толпе, немолодой грустный, озябший человек, пряча лицо в плохо согреваюший шарф. И чувствовал незнакомую ему доселе теплоту к этим людям, глядя в их мокрые лица - не поймешь - слезы или небесная вода, ко всем им : господам в теплых регланах, к нищим оборванцам, дрожащим семинаристам, ко всей этой необъятной толпе, объединенной любовью к человеку, который смог из этой человеческой массы сотворить благодарный народ. Пусть ненадолго, пусть разойдутся и завтра снова станут разрозненной массой. Но ведь это было.
Прощание длилось всю ночь. Всю ночь около гроба продолжалось чтение Святого Евангелия и непрерывно служились панихиды. Многие, целуя истощенную десницу Батюшки, зажигали свечу и уносили ее с собой на память. Много прошло людей, но еще более осталось таких, кому не удалось проститься.
Ранним утром начался благовест к поздней литургии.
В 9 часов Высокопреосвященнийший Антоний Митрополит С-Петербургский и Ладожский в присутствии целого сонма церковных иерархов и высокопоставленных лиц столицы начал Божественную Литургию.
И тут неожиданно, словно по какому-то Божественному сценарию Храм наполнился солнцем, разошелся серый мрак зимнего неба и все засияло, даже горькие нескончаемые слезы на глазах послушниц.
Священник отец Иоанн Альбов, вспоминал потом, что его душу охватила знакомая ему по вчерашней всенощной благодатная сила, исходящая от гроба, и чем ближе к концу службы, тем сильней. Когда я приблизился, чтобы в последний раз поцеловать руку доброго пастыря, светлое, неземное чувство заполнило всю мою душу и я уже молился ему в душе словами пророка Елисея к пророку Илии «Отче, дай мне от духа твоего! Дай твоей пламенной веры , твоей дерзновенной молитвы, твоей всеобъемлющей любви к людям, твоей нежной ласки ко всем...» И я живо, осязательно чувствовал, что дух праведника витает и благодатно объемлет всех собравшихся.
Еще минута, подняли гроб. Храм огласился рыданиями сестер обители. И понесли тело праведника к месту упокоения. Вместе с другими и я нес этот гроб. Он уже был для меня драгоценен. Вот мы в новой церкви-усыпальнице. Совершается лития. Запаяли крышку гроба и поставили в гробницу. Поверх гроба любящие руки набросали песочку, который вскоре был на память разобран присутствующими.»
Гробница Отца Иоанна сразу стала местом паломничества, несли цветы, ставили свечи, плакали, коленноприклоненно молились, молили как живого о помощи.
Он, их любимый пастырь, для них не умер, просто стал ближе к Богу.
Оставляли Батюшке запечатанные конверты, в которых были запечатаны их чаянья и моленья. Неисчислимые письма эти потом сжигали, и поднимался с пепелища тоненькими струйками дым, тянулись к небу, к Богу, к батюшке Иоанну человеческие надежды.
Прошло более 100 лет, как нет его с нами, а над его усыпальницей идут службы паломники со всех концов света, верующие коленоприклоненно молятся, молят, как живого о помощи, несут цветы, ставят свечи , в неисчислимых записочках сообщают свои чаянья.
Самые черные времена нашей истории не смогли поколебать человеческую веру в святую целительную силу молитв святого и праведного Иоанна Кронштадтского. Слава Господу, что он был на нашей земле.
Елена Николаевна Машенджинова,
община "Информсайт"
| Рассказать: |
