Благотворительный фонд

 

Председатель Благотворительного фонда «Иоанновская семья» и главный тренер клуба «Уфа»рассказало семье, приемной дочери, месте веры и религии в своей жизни, о родном брате, монахе в Антониево-Дымском монастыре и о своих мечтах о деревне

Сергей Семак стесняется публичности и редко говорит о крутых поступках. Александр Головин, автор блога «Удар головой» популярного спортивного сайта Sports.Ru, приехал в Уфу и провел с ним полдня, чтобы расспросить обо всем.

Все знают: Семак был мощным футболистом. Достаточно посмотреть его матчи, достижения и команды, в которых он играл. Сегодня – очень перспективный тренер. Почти год он тренирует «Уфу» – клуб с 15-м бюджетом в Российской футбольной премьер-лиге. Пятикратный чемпион России в составе трех клубов. Бронзовый призер чемпионата Европы 2008.

Мало кто знает: Семак – человек с большим сердцем. Он руководит Благотворительным Фондом «Иоанновская семья», не скандалит, ведет себя суперправильно, а летом 2016-го сделал огромное доброе дело – взял из детского дома 10-летнюю девочку с инвалидностью. Таня стала восьмым ребенком в семье Сергея и Анны.
 

Семья, няня

По городу мы едем с Семаком на спонсорском Volkswagen. Два часа назад у его команды закончилась тренировка. После был долгий разговор с друзьями по «Рубину» – в паузе на сборную Роман Шаронов и бывший переводчик Бердыева Юрий Санчес Солано приехали обсудить футбол в Башкирию. Встреча продолжилась в ресторане – в итальянском заведении к нам присоединился весь тренерский штаб «Уфы».

«Сейчас только сделаю несколько звонков», – говорит Семак, долго и спокойно пропуская на переходе непонятливую женщину. Сергей звонит жене, детям. Обсуждает логистику – кого и откуда забирать первым. Сначала двигаемся к горнолыжному склону – там занимается один из сыновей тренера. Он выходит из машины и проверяет, как идет тренировка.

На парковке боковое зеркало его авто стукает дверью еще одна дама. Сергей оборачивается, но вообще не придает этому значения и продолжает интервью. Еще один звонок – нужно забирать других детей. Мы снова выдвигаемся в путь.

– Так происходит почти каждый день, – рассказывает Семак. –  Из дома я уезжаю рано, забираю с собой троих-четверых, развожу по школам. Водитель берет остальных, доставляет их в кружки, секции. Старшего сына на учебу – он занимается во вторую смену. Вечером новая развозка – в обратном направлении.

– Сколько нянек нужно на такую семью?

– Всего одна. Найти ее оказалось не так просто. Одно дело – человек приходит и гуляет с детьми. Совсем другое – полноценная няня, которая бы жила с вами много лет, всегда находилась рядом. Тут важен контакт. Чтобы дети ее любили, она стала почти членом семьи. В общении должна быть легкой, комфортной. В Казани нам с этим повезло. В Петербурге тоже – сейчас она работает у Файзулиных. Потом Аня в самолете как-то встретила пожилую женщину, практически бабушку. Познакомились, разговорились, и она стала нам помогать. Сначала – в Питере, теперь иногда прилетает в Уфу, если очень нужна помощь. Дети называют ее няня Клава. А на постоянной основе у нас работает филиппинка.

– Неожиданно.

– Сначала супруга вообще искала англичанку. Хотела, чтобы дети сразу учили язык. Не сложилось. И тут кто-то сказал, что очень хорошие работники и помощники – филиппинцы. Приехала девушка – Энджи. До этого она работала в Китае. Мы наняли ее помощницей по хозяйству. Она и сейчас больше помогает по дому, но всегда готова посмотреть за детьми.

– По-русски понимает?

– Немного, но сама не говорит. Только на английском. Зато дети постепенно привыкают к языку. И самое главное, что даже няня Клава как-то общается. Представляете, говорит на русском, Энджи отвечает ей на английском, но обе друг друга понимают. Не представляю, как это происходит. Но мы очень довольны, что встретили ее. Сдружились. Приятно, что она человек верующий. При устройстве у нее возникло всего одно условие – выходной в воскресенье, чтобы ходить в храм. Замечаю, что на тумбочке всегда лежит Библия. Все чисто, аккуратно. Это приятно.

– А где вы живете?

– За городом. Пока к этому пришли, сменили несколько мест. Изначально я планировал переехать в Уфу один, подыскать жилье и вернуться за семьей. Но руководство уже что-то нашло. Не сомневалось, что это именно то, что нужно. И Аня сказала: «А поехали все вместе, если есть вариант». Приезжаем – сорвалось. Так и остались в двух номерах гостиницы. Было очень сложно – нет своего угла, помощника, детей надо устраивать в школы, сады. Нянь искали, но ничего не получалось. Это продолжалось два месяца. Потом переехали в квартиру. Стало полегче, но не совсем. Она в центре города, а у нас собаки, с ними надо гулять. Да и места все равно не хватало. В итоге решили осесть за городом. Логистика теперь сложнее, зато детям подходит.

– Как вообще получилось, что у вас такая огромная семья?

– Сколько себя помню – всегда хотел такую. Сам рос не один – кроме меня было четыре брата. Это отложилось. Плюс детей очень люблю. Для меня дети – это счастье. То, ради чего следует жить. Я получаю удовольствие от того, что провожу время с ними, вижу, как растут. Не хочу сейчас навязываться и говорить, чтобы все делали как я. Понимаю, что дети – моя потребность. У других может быть иное мнение. Но мне нравится так.
 

Таня, удочерение

– У вас в семье строгие порядки?

– Обычные. Может, только один телевизор на всех. И PlayStation недавно появился. Тоже один, а то в него можно целыми днями играть. В остальном – все как у всех. Типичные дети, которые прячут телефоны, когда папа запрещает.

– Одно время два ваших сына занимались в «Зените».

– Это правда. Семен – в академии, Ваня – в филиале. Но сейчас они уже не в футболе. Глаза не горят. Посмотреть матч, побегать во дворе – да. Но терпения, страсти и желания стать футболистами я в них не вижу.

– Другие дети со спортом связаны?

– Посмотрим. Может, кто-то на горных лыжах будет кататься. Специалисты говорят, что данные есть. Таня вот на скалолазание ходит – причем лазит на одних руках. Любит плавать, в теннис играла на коляске. Очень активный ребенок.

– Вы удочерили ее летом 2016-го. Как возникла идея?

– История тянется с Аниного детства. Она часто вспоминала, как соседская девочка осталась без родителей. И ее забирали в детский дом. Аня очень просила папу и маму удочерить, но те не смогли. После этого у нее появилось желание в будущем обязательно помочь кому-то. Сделать хотя бы одного ребенка счастливым.

Это проявилось давно – я еще играл в «Москве». Супруга хотела усыновить вьетнамского мальчика. Я считал, что время абсолютно неподходящее. Ситуация быстро разрешилась – его взяли другие люди, Аня стала крестной, мы поддерживаем отношения.

– Но жена обиделась?

– Обидой делу не поможешь. Нужно прислушиваться и всегда находить точки соприкосновения. Семья требует взаимопонимания и самопожертвования. Следует искать варианты, которые устроили бы обе стороны. Тогда все сложилось так. Думаю, сейчас Аня понимает, что на тот момент сама была не готова, ситуация не предполагала. Но потом все получилось. Значит, на то есть знак свыше. Все произошло, когда и должно.

– Слышал, что в случае с Таней вы снова были против.

– Нет-нет. Удочерение – это замечательно, хорошо. Ты не можешь выступать против доброго дела. Просто всему свое время. Я понимал, что младшей дочке всего два года. Остальные дети почти погодки. Плюс за Таней потребовался бы особый уход. Для этого нужны силы и время. А я в этом плане гиперответственный человек. Аня проще. Мне нужно понимать процесс, а она действует интуитивно. Больше прислушивается к сердцу. Поэтому возникали такие диалоги: «Да, можно удочерить, но пускай наши чуть подрастут. Тогда легче будет, старшие смогут помогать» – «Нет, я считаю, что время пришло».

– И перестали сопротивляться?

– Никогда не сопротивлялся. Если люблю человека, буду с ним до конца. При пограничных ситуациях всегда спрашиваю себя: «Это что, повод поругаться, уйти?». И понимаю: «Нет, это смешной повод. А если так, то зачем лишний раз себя уничтожать и мешать в вещах, которые помогут другим?». Так получилось и с Таней.

Супруга ездила к ней пару раз. Я понимал серьезность намерений. Но окончательно все понял, когда Аня зашла с ней в дом. Вроде как погостить, но понятно, что ни о каких гостях речи не шло. Нельзя же привезти ребенка, а потом отправить обратно.

– Таню нашла Анна?

– Да, целенаправленно искала ребенка. Смотрела по базам, отсматривала видео, чтобы понять, что это тот самый. В случае с Таней все сошлось.

– Вам было важно взять ребенка именно с инвалидностью?

– Совсем нет. Важно оказалось помочь. Если есть желание и возможность, то всегда нужно помогать. Кому именно – мы не зацикливались. Помощь хоть кому-то – уже большая польза. Прежде всего для наших сердец и наших душ. Хорошо, что в итоге получилось так – наш ребенок с ограниченными возможностями. Теперь мы сами понимаем, каково это. С какими проблемами сталкиваются люди с ограничениями.

– Расскажите подробнее.

– К большому сожалению, в России очень сложно обстоят дела со средой для таких людей. Да, существуют специальные программы. В Уфе есть секции и кружки для особенных детей. Они могут кататься на лыжах, сноуборде, велосипеде, плавать. Но этого мало. Колясочник все равно не попадет в нормальную школу – там нет лифтов. Даже в специализированной имеются проблемы.

Вот построили у нас лифт, но школа длинная. И чтобы попасть на ту же музыку, приходится спускаться и подниматься по лестнице. Вариантов добраться самой нет. Поэтому если папа или мама могут отнести Таню, у нее есть урок. Если нет – остается без урока. Сидит и ждет в классе, пока другие дети занимаются. Это не очень хорошо. Но плюс в том, что она социализируется, общается с ребятами.

– Они здоровые?

– С ограниченными возможностями. Но колясочница – только Таня. Остальные передвигаются сами.

– У Тани редкое заболевание – синдром русалки. Проблема только с ногами?

– Да. Выше пояса все функционирует нормально. Ноги тоже есть, но они недоразвиты. Не хватает позвонков в позвоночнике. Из-за этого нет контакта с ногами и тазом. Что-то врожденное. Возможно, генетическое. И глобально ничего изменить нельзя. Таня никогда не будет ходить.

Мы отправляли документы в Германию, Америку. Серьезной помощи нигде не обещали. Сейчас возник вариант с Израилем. Но и там готовы помочь только с бытовыми вещами. Облегчить жизнь. Например, выпрямить спину. Сделать так, чтобы у дочки не было горбика.

– А боль у нее есть?

– Периодически возникает. Не запредельная. Не такая, что она страдает. Просто боль от того, что внутренние органы находятся в сжатом состоянии. Но вообще Таня живет обычной жизнью. Особые процедуры ей не требуются. Есть нюансы, с которыми помогаем. Но сейчас приучаем, чтобы все умела сама.

– Биологическая мама так и не объявилась?

– Наоборот. Возникла в соцсетях несколько месяцев назад. Мы у Тани спросили: «Хочешь общаться с мамой, знать ее телефон, видеться?». Ответила, что нет.

Наверное, это правильно. В таком возрасте у ребенка будет катавасия. Подрастет – заново подумает и решит. Главное, что она знает, что есть и другая мама – где она, кто она. Мы ничего не скрываем. И я очень прошу ее этого не стесняться. Объясняю: «Не важно, откуда ты – детский дом, не детский. Везде одни и те же дети. И даже думать не смей, что ты не такая, как все».

– В таком возрасте к этому сложно привыкнуть. А вы долго привыкали к Тане?

– Нет. Просто потребовалось время, чтобы осознать ситуацию, принять до конца.

– То есть существовало разделение: это – мои дети, а это – не совсем?

– Вряд ли. Если дал слово – держи его. Мы взяли Таню – конечно, она сразу стала нашей дочерью. Оставался вопрос, как быстро прирастем душой. Это самое сложное. Но интуиция Аню не подвела. С Таней сразу наладился контакт – тактильный, душевный. Ее сложно представить не членом семьи. Она такая же, как и другие наши дети. Хотя первый год возникали трудности. Девочка привыкала, пыталась рулить.

– Как?

– Это вопрос психологии. Она ведь долго жила в детском доме. А без папы и мамы психика меняется. При обретении семьи ребенок сначала не понимает, куда приезжает. Ему нужно время, чтобы понять, что его приняли. Он считает, что как приняли, так и обратно отвезут. Возникают страхи, переживания – через это надо пройти. Тогда ребенок поймет, что его любят и никуда не отдадут.

Таня устраивала истерики. Могла кричать, кусаться, измазать что-то, порвать, делать все наперекосяк. Все для того, чтобы привлечь внимание. В детском доме она была одной из многих – больше всего ей не хватало именно внимания. В семье решила получить его любыми способами. Другой момент – отбирала игрушки у остальных детей. Видела что-то, брала и считала, что ее. Привыкла, что так происходит в детском доме. Забираешь вещь другого человека и говоришь: «Мое, это же я взяла».

– Наказывали за это или объясняли словами?

– По-разному. Но слова всегда эффективнее. Главное – чтобы они доходили. Чтобы ребенок понял, что поступил не очень хорошо. А если наказывать, то не обязательно физически. Достаточно просто в чем-то ограничить. С тобой никто не играет полчаса – это дает эффект.

Можно, конечно, и по попе шлепнуть. Я очень переживаю, когда приходится так делать. Хотя понимаю, что в этом ничего такого нет, если идет на благо воспитания. А воспитание – это уважение и приобретение качеств, с которыми человек потом пойдет по жизни. Они закладываются именно в детстве. Если кто-то стал беспредельщиком, то это беда родителей – в детстве они не нашли способа, как правильно воспитать.

– Таня переросла трудный период?

– Теперь да. Он длился около года, но мы оказались готовы. Перед удочерением советовались со знакомыми, узнавали информацию – подобное поведение просчитали.

– Часто сталкиваетесь с нездоровым отношением к Тане на улице?

– Никогда. Есть только с заинтересованностью. Гуляем в парке – много любопытства: «Как такое возможно?». Но без негатива. Просто в России не привыкли видеть ребенка на коляске.

– Все от того, что нет условий. Понимаете, почему их нет?

– Экономически и ментально мы не на той ступени развития. Общество не готово уделять столько внимания людям с особенностями. Мы черствые в душе. Вроде сопереживаем, но делаем мало. Когда проблема в том, чтобы заработать на себя, больше думаешь именно о себе, чем о других. Но я учу Таню, что она живет в обществе. Не всегда ей будет сладко, могут обидеть. Должна терпеть и правильно на это реагировать.

– Кстати, дети ее не обижали?

– Ревновали. Особенно младшая (5-летняя Илария – Sports.ru), с которой переключилось все внимание. Но потом они поняли, что она такой же член семьи. А Варвара (8 лет – Sports.ru) вообще очень удивила в положительном смысле. Помогала с катетерами для Тани, убирала их. А на Новый год попросила у Деда Мороза еще одно мусорное ведро, чтобы все трубки поместились. Представляете?
 

Вера, церковь

– Зимний отпуск вы провели в Японии. Главное впечатление от поездки?

– Оно связано с историей, которую до этого не мог понять. Приезжал в страну пару раз и никак не соотносил две вещи – сентиментальность японцев и их отношение к женщине. Например, у нас поэты и писатели рассказывали о возвышенных чувствах к дамам почти так же, как о красоте природы, прекрасных пейзажах.

В Японии тоже любят природу, ценят ее. Они сами по себе созерцатели. При этом женщина для них не муза. Жена там – слуга, необходимость для хозяйства и семьи. Никак не для души. Поэтому и женщины у них строго разделены по сословной лестнице. Гейши – общение, песни, отдых. Жена – семья, дом, быт. Любовницы – понятно что.

Я долго не понимал – как настолько воспитанные и интеллигентные люди, ценящие красоту, так потребительски относятся к женщинам? Но в этой поездке все встало на места.

– Какой нашли ответ?

– Изоляция. 600 лет Япония была закрыта от внешних воздействий. Там сохранились традиционные устои. Новые веяния пришли с большим опозданием и еще не укоренились.

– Еще про поездки. Самое невероятное место, которое видели в жизни?

– Палеокастрица на Корфу. Когда съезжаешь с северной части острова – там небольшой серпантин. С него открывается невероятная картина – берег, изрезанный морем с голубой водой. Все это в окружении зелени, гор и холмов. Тут же – маленькие деревушки, где продают свежевсбитое оливковое масло, продукцию местных крестьян.

Много красивых мест. Некоторые обогащают визуально, другие еще и духовно.

– Духовно – какие?

– Все монастыри. Их на Руси великое множество, расположены в прекрасных местах. Для меня такие места – источник силы, веры. Сразу попадаешь в уголок природы и духовной мощи. Ее насыщают монахи и трудники, которые там живут. Например, мой родной брат – монах в Антониево-Дымском монастыре под Тихвином. Сейчас времени не так много, а раньше ездил к нему и с разрешения настоятеля оставался на несколько дней как паломник.

– Брат – бывший футболист (Николай Семак играл за «Реутов» и «Истру» – Sports.ru)?

– Да, самый младший в семье. Выбрал себе такой путь, сам к этому пришел. Я очень рад за него. Приятно смотреть на его духовный рост, состояние. Наверное, пришло время. Детство-то у нас прошло во времена, когда все запрещалось. Храмы стояли разрушенные. Единственный человек, который служил проводником к вере, – бабушка. Своим примером она дала почувствовать, к чему нужно стремиться. Быть терпеливым, скромным, верующим. Ценить, благодарить, любить.

А лет восемь назад произошел другой значимый момент. В храме в Петербурге мы познакомились с батюшкой. Стали общаться, воцерковились. Сейчас он наш духовный отец. С его наставления приучаемся к вере и детей приучаем. Каждое воскресенье стараемся всей семьей ходить в церковь. 

– Что вам это дает?

– Гармонию. Воскресенье – тот день, когда ты должен прийти и поблагодарить Бога за то, что у тебя есть. Что бы ни было послано, надо благодарить за все. Просить тоже можно, но только то, что действительно значимо в жизни – здоровье родных и близких. На что есть воля Господа. Кроме того, поход в храм объединяет семью, приносит духовное успокоение. Как и вечерняя молитва.

– В храме?

– Дома. Мы молимся перед сном. В православии существуют утренние и вечерние молитвенные правила. Люди их читают. У нас они, правда, укороченные из-за детей. Но каждый знает наизусть. Молится и идет спать.

– Кроме молитв и посещения храма, религия как-то влияет на вашу жизнь?

– Полностью влияет – на поступки, духовное состояние.

– А каково это – поступать в соответствии с Божьим законом?

– Это значит жить по совести. Поступать так, чтобы она не мучила. Больше ничего не нужно, потому что совесть – неотъемлемая часть заповедей. Мы же умеем разделять поступки на хорошие и плохие? То же самое здесь. Если на душе спокойно, значит, правильно поступил – помог кому-то, сделал доброе дело. Если плохо – поступил не так, не по заповедям.

Бывают и сложные моменты, тогда требуется совет. Спрашиваю его у духовного отца – иду к нему или звоню.

– Последняя ситуация, когда так поступили?

– Это наша тайна, не буду ее выносить. Но вот когда звали в «Уфу», мы обсуждали с ним это.

– Когда-нибудь нарушали заповеди?

– Все так делали, я не исключение. Проявлял слабость. Но тут важно понимать, что ты нарушил. Осмыслить. И двигаться дальше. Упал – встал – пошел. Так надо, а не ползать всегда внизу. А не по совести иногда поступает каждый. Это жизнь, сложно пройти ее без ошибок.

– Развод с первой женой – ошибка с точки зрения православия?

– Грех. Никто не приветствует разводы.

– Вы ведь венчались. Как поступать в таком случае?

– Просить благословения на второй брак.

– Это тоже грех?

– Нет, конечно. Ты же не можешь просить о грехе у батюшки. Все разрешено. В православии даже есть чин венчания для второбрачных. Но он менее пышный.

– Развод получился болезненным. Светлана говорила, что Анна чуть ли не из семьи вас увела.

– Говорить можно много. Но надо понимать, что Света подразумевает. Я отношусь к ней замечательно, считаю прекрасным человеком. Очень рад, что был отрезок времени, который провел вместе с ней. После развода возник острый период, но теперь он в прошлом. Сейчас я в хороших отношениях с первой супругой и сыном. И Аня общается со Светой, переписывается. Они приятельницы.

– У вас есть чувство вины по отношению к Светлане и сыну?

– Естественно.

– Заглаживаете?

– А как? Я просто несу ответственность перед ними. Помогал, помогаю и буду помогать. Это то, что я, как мужчина, должен делать. А чувство вины никуда не денется – есть и останется.

– Заметил, что в ресторане вы использовали постное меню.

– Сейчас идет Великий пост. Но соблюдение его – это не только вопрос питания. Это духовное сознание. Ты лечишь душу, а не желудок. Это значит, что надо жить по-другому. Не так, как я сейчас живу. Например, чаще ходить на службу. Только из-за работы я не могу это сделать. Поэтому несу то, что в состоянии.

– Сейчас религия для вас – это уже привычка или что-то большее?

– Это вера. Вопрос в том, веришь ты или нет. Я верю. Чувствую потребность. Чувствую, что мне это нужно, и это помогает.

– В России в последние годы люди отходят от института церкви из-за его репутации: коррупция, торговля в храмах, пьяные попы на «Геликах». Как вы к этому относитесь? Может, лучше верить в душе?

– Считаю, что ходить в храм нужно обязательно. По поводу остальных вещей – все мы люди. И батюшки – люди, просто у них работа такая. И исключения из правил есть. Они единичные, я их не приветствую. Но из-за нескольких человек нельзя обобщать.

– Торговля есть почти во всех храмах.

– Торговля торговле рознь. Во многих местах нет ценников. Если считаете нужным – берите свечи, но положите деньги. Сколько считаете нужным. Ведь у людей, которые работают в храмах, есть дети и семьи. Их нужно кормить. И как содержать сам храм? Он же ничем не отличается от квартиры, ему тоже надо платить за коммунальные услуги. Если торговля идет ради процветания прихода и людей, в этом нет ничего плохого.

– А духовник вам зачем нужен? Можно ведь общаться с Богом напрямую.

– Духовный отец – опытный человек в вопросах веры. Умудренный в житейских ситуациях. Может с пониманием объяснить поступки, с чем они связаны. Для меня это важно.
 

Благотворительность, детдом

– «Иоанновская семья» – чем занимается этот Благотворительный фонд?

– Следует идеалам Батюшки Иоанна Кронштадтского. В свое время святой праведник устраивал дома трудолюбия. Предоставлял возможность зарабатывать людям, у которых не было работы. Ты мог прийти, сказать, кто ты – плотник, столяр, кузнец. Тебе давали орудие труда, и ты сам зарабатывал. Похожая миссия у нас. Мы организуем бесплатные площадки, чтобы люди продавали народные промыслы и таким образом зарабатывали. Многие приезжают к нам из глубинки. Других возможностей у них нет.

Кстати, наш Фонд тоже зарабатывает, как и остальные участники. В течение полугода прихожане своим трудом и руками делают разные вещи, а посетители выставки могут их купить. Моя семья тоже покупает, все хранится у нас дома. Приезжайте осенью на Большую Морскую в Петербурге – сами увидите. Организуем целый праздник с концертом, ярмаркой. А заработанные деньги направляем на организацию детских православных лагерей, помощь пожилым и больным, которые состоят в наших приходах.

Вообще очень интересно устроена жизнь Иоанновского прихода (в Санкт-Петербурге, на Карповке, вокруг которого и началось объединение «Иоанновской семьи», - ред.) – благодаря старшему священнику Иоанновского монастыря, протоиерею Николаю Беляеву. Суть в том, что его прихожане помогают друг другу в разных сферах. Например, кто-то работает юристом – оказывает юридические услуги. У кого-то есть транспорт и два дня, чтобы помочь. Он помогает в сфере логистики. Другие знают, как обращаться с детьми – идут к мамам-одиночкам. То есть, выстроена цепочка общин и людей, каждый поддерживает каждого. И не берет деньги.

– Вы чем помогаете?

– Финансами. Вхожу в группу людей, к которой обращаются, если нужны средства.

– На операции детям?

– Участвовал и в этом. Правда, фонд занимается немного другим. У него есть определенное направление, а объять необъятное для него сложно. Но обращаются ведь не только через фонд. Бывает, что даже лично. Стараюсь как можно реже отказывать.

– Еще вы помогаете детским домам. Как?

– По-разному. Где-то присутствием. У меня хорошее взаимодействие с деревнями SOS под Питером. Приезжал к ним в гости. Душа всегда откликается на такие приглашения. Рассказываю детям про футбол. Им же интересно увидеть тренера, футболиста, пообщаться. Сейчас и девочки это полюбили. Хотят послушать, побегать рядом, выложить фото в соцсети. С помощью McDonald’s дети вообще смогут попасть на матчи чемпионата мира. Это хороший стимул, чтобы они учились, старались.  

– Деньгами детдомам тоже помогаете?

– Если просят, не остаюсь в стороне. Есть дома, которым не хватает средств. Хотя в целом проблема в другом – не хватает не денег, а родителей и внимания. В больших городах с финансированием все плюс-минус неплохо. Имеются хорошие условия, в них можно расти и развиваться. Разруху тоже вижу, но нечасто.

– Детей по таким местам возите?

– Конечно. Пусть их увидят – и они увидят. Расширят кругозор, поймут, что есть дети без родителей. Загораживать от жизни их не хочу.

– Если с детскими домами все более-менее, то как быть с лечением? Вроде фондов много, а деньги на операции все равно собирают по всем ТВ-каналам. Почему?

– Огромное количество нуждающихся. Государство помогает, просто не может помочь всем и в нужных объемах. Это ведь огромные деньги. Целая машина, которую нужно тянуть.

– За границей как-то тянут.

– Там тоже есть проблемы. Понятно, что отлажен механизм медицинских страховок, все более развито. Но мы далеко не самая плохая страна в этом плане. Конечно, работы много. Только сложностей везде хватает.

– Знаете еще футболистов, которые занимаются благотворительностью?

– Конечно. Посмотрите на «Зенит» и ЦСКА. Их игроки тоже состоят в фондах. Катя Смольникова организовала свой. Шатовы, Игнашевичи… Очень многие спортсмены. Кто-то строит площадки, кто-то помогает детям. И все они отдают на это свои деньги.

– Сколько отдаете вы?

– Сложно сказать.

– Это позиция скромного человека. Но еще есть такая вещь, как личный пример. Вы можете показать, что не стоит молчать. Что жертвовать – это правильно.

– Возможно. Но я лучше промолчу.  

– В год выходят сотни тысяч долларов?

– Считаю, что обсуждать это не нужно.
 

Украина, интеллигент

– Как-то вы сказали, что не этнический, а самый настоящий украинец. Готовы повторить?

– Без проблем. Я родился в Украине. Правда, тогда это была территория Советского Союза. Поэтому Россия и Украина для меня – неотъемлемые части. Для меня нет разницы. Просто есть политика, а есть жизнь. Политика сейчас сложилась так, что между странами сложные отношения. Люди страдают от этого. Ведь мы если не одинаковые, то глубоко родственные нации.

– Близкие до сих пор живут под Луганском?

– Да, родители. Но не в ДНР и ЛНР, а на территории Украины. На севере Луганской области. Война остановилась от них совсем близко – в паре десятков километров. Вот братья жили конкретно в Луганске. Их война затронула. А некоторые знакомые до сих пор в городе.

– Что рассказывают?

– Для всех сейчас главное, чтобы не было новой войны. Чтобы они могли спокойно жить, работать и воспитывать детей. Все остальное – второстепенно. Сложности там, конечно, есть. Это естественно, когда границы с Украиной закрыты. Но стало все равно легче, чем раньше. Тогда случалось, что и без еды сидели. Со знакомыми соседи делились всем, чем можно.

– Как думаете, почему эта ситуация вообще возникла?

– Сложно ответить. Но я верю в то, что в большинстве таких историй на первый план всегда выходят деньги или власть. Если кто-то сталкивает, значит, кому-то это выгодно. Украине невыгодно, России – тоже. Значит, надо искать третью сторону. Может, не какую-то страну, а конкретных людей, которые продают оружие, списывают его. А может, кто-то захотел покомандовать – предприятиями, границами, территорией. Но конкретных людей я не знаю – я не политик.

– Вину России чувствуете?

– В чем?

– Например, по поводу Крыма.

– Если люди изъявили желание быть в России, они имеют на это право. Да, говорят, что референдум получился несправедливый. Но тут всегда будет несколько мнений. Одни верят, другие – нет. Я верю.

– Нравится политика Путина?

– Альтернативы ему сейчас нет, из этого нужно исходить. Россия движется вперед – это факт. Пусть не так быстро, но во всем. Видели аэропорты, которые строятся? Стадионы? Дороги? Перинатальные центры? Многие другие вещи – те же многофункциональные центры, где без очереди можно получить любой документ. Начинаем жить более комфортной жизнью, это ведь делается для людей. И матерям помогают, которые рожают. Семьям предоставляют льготы. Кажется, что мелочь, но в размерах страны – огромные средства.

– У вашей семьи есть льготы?

– Может, есть, но пока ими не пользовались. Наверное, когда-то оформляли, что-то капает, но я не в курсе.  

– Вы нетипичный футболист – закончили школу с золотой медалью.

– Ой, случайность. Доучивался-то не в обычной школе, а в спортивной. Там требования не такие серьезные. Плюс память хорошая. Для усвоения материала мог просто внимательно послушать объяснение на уроке. Правда, быстро все забывал.

– Сейчас развиваете себя?

– Хотелось бы, только времени нет. Работа главного тренера и семья съедают все. Бывает, что выбираемся в культурные заведения, но редко. Вот когда жили в Питере, Ульяна Лопаткина приглашала на выступления в «Мариинку». С удовольствием ходили. «Лебединое озеро» с ее участием – это нечто.

А первой с ней познакомилась Аня. Ездила в православный тур в Израиль, там увидела. Ульяна ведь тоже верующая. Стали общаться. Оказалась прекрасным человеком. Теперь друг семьи, крестная ребенка.

– Вас называют главным интеллигентом русского футбола.

– Заблуждение. В чем заключается интеллигентность? Манера поведения? Так она у многих уважительная.

– Расскажите про свои недостатки.  

– Тяжело себя оценивать. Но вот я гиперответственный – это мешает. Гиперактивный – хочу сделать 10 дел, хотя лучше сосредоточиться на одном. Еще неудобно кого-то о чем-то просить. Если это касается других, то проще. А обращаться за помощью для себя – неловко.

– Матом ругаетесь?

– Зачем? Есть много других слов. Не обязательно использовать ненормативную лексику. У меня даже с командой договоренность – без мата. Понимаю, если в пылу борьбы вырвалось – ничего не сделаешь. Но когда используют слишком часто и не по делу – акцентирую внимание. Говорю, что надо следить за собой. Никому не навязываю такое мнение. Просто мне некомфортно ругаться и слышать, как кто-то ругается.

– Жена сказала, что вы скромный не только в поведении. Еще всегда летаете экономом.

– Не всегда. Когда клуб отправляет бизнесом, могу и им. Но и экономом без проблем. Спокойно к этому отношусь. Для меня самолет и машина – лишь средство передвижения.

– Правда, что не покупаете дорогую одежду?

– Этим занимается Аня. Я вообще покупаю себе одежду редко.  

– Например, рубашка. Какая адекватная цена за нее?

– Зависит от качества. Если хороший бренд и прослужит несколько лет, можно купить задорого. Если сетевой магазин и берешь на сезон, то и цена меньше.

– 30 тысяч рублей за хороший бренд отдадите?

– Вряд ли. Если только не прослужит 30 лет. Думаю, что хорошая рубашка может стоить тысяч 10. Больше – дорого. Но и за полторы-две возьму без проблем. Просто нужны некоторые базовые вещи, которые служат долго. Вот у меня есть куртка, которой уже четыре года. Может, она была дороже, чем в той же Zara, но при этом и носится в пять раз дольше.

***

– Вы рассказывали, что видите, как через 5-10 лет занимаетесь садоводством на своей ферме – выращиваете виноградник в Крыму вместе с садом из яблок и вишен. Откуда такая картинка?

– Вырос в деревне. С удовольствием вспоминаю те годы. Мне нравится природа, сады. Когда-то, наверное, так и будет – все как раньше.

 

По материаламблога «Удар головой» Александра Головина.

Фото: РИА Новости/Виталий Тимкив; instagram.com/annas_secret_garden (2-8), natashevich;

globallookpress.com/Werner Otto/face to face; instagram.com/ufafc (12,20); fc-zenit.ru/Вячеслав Евдокимов;

РИА Новости/Алексей Даничев; РИА Новости/Евгений Асмолов; globallookpress.com/facebook.com/oscesmm; Gettyimages.ru/Epsilon.

 

Рассказать: